Виктор Пелевин, видимо, единственный на сегодня русский писатель, в приложении к чьим книгам любимое составителями пресс-релизов определение "долгожданный" что-то значит - это оттого, что пишет он интригующе мало и медленно, зато емко. Лучшие его сюжеты суть коаны или анекдоты и помещаются при пересказе в одно предложение: Космос - это метро, люди - муравьи, Чапаев - Будда, мир - силиконовая графика. Умение обрамить какое-никакое мировоззрение в эффектный каламбур - "реально все объяснить", как выразился однажды сам человек-загадка, - приводит к результату парадоксальному: будучи совершенно недемократичным, чтоб не сказать бесчеловечным, по содержанию, пелевинское творчество остается народным в части доступности. За последние годы вопрос "когда будет новый роман?" мне доводилось слышать от людей, чья читательская девственность вне подозрений;
Пелевина, однако ж, они ждали;
более того, понятно, чего от него ждали: каламбуров, коанов, анекдотиков. С этим у "ДПП (нн)" все в порядке - мантра "Ом мама папин хум", упоминание покемонов и амфетаминов, а также гомосексуалист по фамилии Сракандаев гарантируют привычное мрачноватое веселье;
а вот с сюжетом - который у Пелевина обыкновенно образуется вокруг одной прозрачной метафоры, что позволяет видеть в его юмористической прозе род притчи, - творится на этот раз что-то неладное. В нем нет былой прозрачности.
Не чуждый шизофрении молодой человек Степа, с пунктиком насчет числа 34, выбивается в банкиры. Следуя своей персональной нумерологии, он ставит перед фасадом дома на Рублевке тотемный танк "Т-34", из двух контрактов подписывает тот, в реквизитах которого мелькают тройка и четверка, и финансирует телепрограмму "Зюзя и Чубайка" (ср. Хрюн- и Степан) ввиду очевидного сходства первых букв в именах персонажей с заветной цифирью. Как перевертыш и сатанинская пародия на 34 страхи Степы воплощает негативное число 43, отношения с которым у него складываются настолько патологические, что, обнаружив по наитию между четырьмя зубцами вилки три просвета, он принимается есть исключительно палочками. Занимательная схоластика бреда всегда была сильным местом Пелевина - доказывая с видимой логической убедительностью полную ахинею (см. изыскание о суках и суккубах в "Чапаеве"), он лишний раз утверждает свой фундаментальный тезис о надуманной и иллюзорной природе реальности: если возможно с соблюдением формальностей вывести из кабацкой поговорки онтологию женской души, то рациональное мышление гроша ломаного не стоит, и пустота. Этой дикой схоластике добрая половина "ДПП (нн)" и посвящается - пока Степа колдует над тройкой и четверкой, в которых для него сосредоточен смысл бытия, сюжет тихо струится сам по себе: если выбросить из романа всю нумерологию, он не пострадает. Чеченская "крыша" уступает место джедаям-кураторам из госбезопасности, исполняющим в целом те же функции. Конкурирующий банкир, который, если отбросить его особые отношения с враждебным числом 43, все равно останется конкурирующим банкиром, вовлечет Степу в экстравагантные забавы гомосексуального свойства с ролевыми играми в осликов и православное духовенство на отдыхе. Любимая женщина, оказавшаяся под конец корыстной дрянью, с магией чисел связана тоже как-то очень условно: с женщиной связана отдельная тема покемонов, но и ее, впрочем, из романа можно выкинуть без ущерба для конструкции в целом. Некоторые закадровые подробности, как-то: посмертная участь первертного конкурента, род деятельности зарубежных партнеров Степы, истинное лицо любимой женщины и масштаб угрозы, которую несут обществу джедаи из госбезопасности, проявляются в приложенных к роману постскриптумом рассказах - без них тоже можно было бы обойтись. В поисках необходимого ядра, чего-то такого, без чего "ДПП (нн)" невозможна, приходишь постепенно к пустоте: роман состоит из необязательных деталей. Хрестоматийные пелевинские сюжеты были сконцентрированы до консистенции анекдота и только разбавлены письмом;
как притчи их можно было пересказывать своими - и немногими - словами. Сюжет "ДПП (нн)" не поддается пересказу. О чем "Generation П"? - о заговоре пиарщиков и масс-медиа. О чем "ДПП (нн)"? - ну сначала о нумерологии и ГБ, потом о покемонах и педерастах, а еще о стимуляторах, современном искусстве, садах камней, пластмассовых фаллосах, нефти и Книге перемен. "Чапаев" тоже содержал лишнюю линию Марии и Шварценеггера;
но новый роман из одних излишеств и состоит. Совершенно ясно, что три страницы о "мелком литературном недотыкомзере" суть шпилька критику Андрею Немзеру;
но почему только три? Тема недотыкомзера заслуживает развития в не меньшей - хотя и не большей - степени, чем пронзительный мотив покемона Пикачу. Письмо Пелевина утратило способность "реально все объяснять" - сломалась сюжетообразующая машинка, производившая мифологической емкости истории, притчи;
взамен пришлось отшучиваться: когда сама фабула не тянет на циничный, кощунственный, но оттого лишь более уморительный метафизический анекдот, приходится оправдывать читательские ожидания локальным юмором. Шуток и каламбуров по тексту разбросано столько, что роман мог бы вписаться в формат передачи "Аншлаг, аншлаг!" - будь эти шутки чуть менее скабрезными, конечно. Сильнейшим и наиболее запоминающимся в Пелевине всегда была грубоватая бронебойная метафора: космический корабль с педальным приводом, поезд, с которого нельзя сойти, муравейник, палата буйных - все это, возможно, резало слух, но и в память врезалось. Что до "ДПП (нн)", в память она врезается запредельной сценой содомии с участием портрета Путина: в это трудно поверить, но Пелевин написал роман без сколько-нибудь прозрачной философской эмблемы в сердцевине. Может показаться, что мы имеем дело с переменой жанра - в конце концов написал же Сорокин
триллер "Лед", и что мешает утомленному гуру Пелевину обратиться к прозе без пророческих сверхзадач. Но впечатление обманчиво: отсутствие внятной метафоры возлюбленной пустоты есть сильнейшая ее метафора;
алогичный сюжет соответствует общей бессмыслице существования.
"Возможно, что в самом начале будет сказано несколько слов о рождении, а в конце - о смерти. Все остальное между этими вехами будет лишено признаков повествования об одном предмете. Мне представляется множество разных историй, рассыпающихся на еще большее количество крохотных рассказов, сквозь которые нельзя продеть ни одной общей нити - кроме той изначальной, что и так проходит сквозь все".
Стоит ли добавлять, что изначальная и универсальная нить, на которую нанизан универсум, зовется Пустотой: поклоняясь этому божеству, плотность текста можно признать только недостатком. Но тут и срабатывает механизм обманутого ожидания: читатель настолько твердо знает, чего он ждет от Пелевина, что не потерпит сюрпризов, - и это само по себе достаточная причина, по которой "ДПП (нн)" едва ли повторит успех "Поколения".
