Черный ворон (Аудиокнига) Вересов Дмитрий
Автор: Дмитрий Вересов
Аудиокнига: Черный ворон
Цикл: Черный ворон
Озвучивает: Дина Григорьева
Издательство: скачать бесплатно
Жанр: Детектив, мистика
Аудио: MP3, 64 Кбит/с
Размер суммарный: 1800 Мб
Продолжительность: 44:02:40
Язык: Русский
Судьба разлучила двух сестер в раннем детстве. Советский Союз рухнул и в жизнь девочек пришли реалии лихих 90х. Кто из них сумеет сохранить свою душу в круговерти криминала, наркотиков и жестоких условий выживания в России?
Множество героев, три поколения, живущие, любящие и умирающие на фоне сорока последних лет XX века в СССР — России. Детективные и лирические сюжетные линии, щедро переправленные бытовой, но от этого еще более ощутимой мистикой, непредвиденные повороты сюжета и неожиданный финал.
Доп. информация: Существуют так называемые отечественные "мистические детективы", и здесь царствует Дмитрий Вересов со своим "Черным вороном", в котором читателей особенно привлекает мистическая подкладка этого текста. На вопрос о мистике Дмитрий Вересов ответил так: "Для меня несомненно существование той реальности, на которую указывают некие мистические знаки. Однако я убежден, что в нашем физическом состоянии, пока мы земные люди, знать про эту сторону бытия дано ровно столько, сколько дано. А проникать туда со взломом не стоит. В моем "Черном вороне" излагается история о том, как этот закон был нарушен".
Книги серии «Черный ворон»:
1. Чёрный ворон
2. Полёт ворона
3. Крик ворона
4. Избранник ворона
5. Скитания ворона
6. Завещание ворона
7. Искушение ворона
8. Знак ворона
9. Ворон. Тень Заратустры
10. Отражение ворона
11. Созвездие ворона
12. Загадка Белой Леди
+ Белое танго
+ Ближний берег Нила, или воспитание чувств
Скачать аудиокнигу бесплатно Черный ворон - Вересов Дмитрий
часть 1
часть 2
Краткий текст аудио книги:
Глава первая
ЗАМОК ВЕДЬМ И ХИЖИНА БЛУДНИЦЫ
(1955-1956)
Невский проспект... Вот ты какой, Невский проспект – чистые троллейбусы, первые пешеходы, а среди них – девушки в ярких летних платьях. Стучат по мытому асфальту каблуки лодочек, утреннее солнце отражается в окнах величественного здания, у входа в которое мраморная доска с надписью «Государственная Публичная библиотека»...
Алексей, не поднимаясь со скамейки, выпрямился, разминая занемевшую спину, достал из кармана бушлата «Звездочку», продул гильзу, размял привычно, затянулся... В тот раз он толком и не рассмотрел ничего – все бегом, бегом, да и голова была другим занята... Зато теперь времени хоть с кашей ешь, а Невский – он тут, и никуда не денется. Настоящий.
Алексею вспомнился совсем другой Невский – в станице Трехреченской, названной так в память той, прежней, разгромленной большевиками в тридцать первом. Среди амбаров, фанз и палаток тянулся тот Невский проспект, а пересекала его под прямым углом другая «главная» улица – улица Поэзии и Грусти. На перекрестке стоял длинный каменный сарай, объединявший в себе трактир, клуб, постоялый Двор. Именно там и протекла большая часть той глупой, пьяной, залихватски-идиотской зимы, которой ограничилось его служение «белой идее». К семеновцам он, гимназист выпускного класса харбинской гимназии Белова, попал не столько под влиянием своего тезки и однокорытника Лехи Розанова, оставшегося в Трехреченской и погибшего через год «смертью героя» (захлебнулся во сне собственной пьяной блевотиной), сколько из отроческой фанаберии. Осточертела ему, видишь ли, чистая квартирка с китайской прислугой и портретом товарища Сталина в гостиной, истерические болыпевизанки из Клуба советских граждан, газетенка с унизительным названием «Мы тоже советские люди», которой отдавал все свободное время отец...
Отец. Он будто и сейчас смотрит на сына в круглые стеклышки пенсне, размышляя, может быть, о странной, нелепой судьбе своей семьи. Ведь не семья покинула Советскую Родину (отец всегда произносил это словосочетание подчеркнуто, как бы с большой буквы, и эта манера дико раздражала Алексея), а Родина покинула их, как неверная жена, отдав вместе с КВЖД китайцам и даже не испросив на то их согласия. Впрочем, горячо любимой Родине отец прощал абсолютно все; простил и разлуку, страстно уповая на новую встречу. И встреча, будь она неладна, состоялась...
После войны, запомнившейся большинству русских харбинцев главным образом многодневным сидением по подвалам – скрывались от всех подряд: от японцев, от марионеток из Маньчжоу-го, от Советской Армии, сошедшей с небес в сорок пятом, – в городе открылось военное представительство СССР, и отец в первых рядах рванулся туда с заявлением на репатриацию. Он гордо предъявил улыбчивому круглолицему майору потрепанный партийный билет, паспорт гражданина Советского Союза, диплом инженера-железнодорожника и подшивку своей газетенки. Майор расточал улыбки, угощал отца «Казбеком» и чаем с лимоном, а сам все что-то записывал, записывал... На несколько месяцев наступило затишье, а потом стали заходить знакомые с обескураживающими новостями: тем-то отказано, тем – тоже. После каждого такого известия отец расстраивался ужасно, осушал полстакана водки на калгане и, теребя шнурок пенсне, спрашивал:
– Как же так? Как же так? Ну, Ивановых не пускают, это я еще понимаю – Иванов сюда с беляками ушел. Но Титаренко-то, Титаренко? Ах, Алеша, неужели и нам откажут? Мама этого не пережила бы...
Алексею всякий раз хотелось сказать: «Она уже не пережила», – но всякий раз он сдерживал себя. Усмиренный опытом жизни в Трехреченской, откуда он бежал по весне и возвратился в Харбин грязный, ободранный и голодный, – и последующим опытом военных зим, – Алексей понимал, что кроме отца никого у него не осталось, и если тот поедет все-таки в Союз, то и ему самому другой дороги нет. Диаспора с ее мелкими политическими дрязгами и совершенно, как казалось тогда, потребительскими интересами была ему чужда и неинтересна. Душа рвалась к другой жизни, пусть трудной и бедной, но такой, где не утрачены еще порыв и вера в нечто прекрасное, что непременно наступит завтра...
...Алексей невесело улыбнулся и закурил новую папиросу.